Три раздела этого сборника объединены общей темой: исследованием «речи советских людей», той коллективной речи, которая существовала и понималась однозначно всем нашим обществом в 70–80-е годы прошлого века. К этому времени окончательно установился этот язык общего понимания, и каждый в нашей стране мог быть уверен, что в любой «точке» — в деревне или в городе — все говорят на этом языке точно так же, как и он.

При этом внутри языка существовали два «наклонения», и говорящий прекрасно различал их, склоняясь то к одному, то к другому в зависимости от обстоятельств. Эти «наклонения» — Приказ и Жалоба, — и связаны они были напрямую таким образом, что когда при встрече один из участников диалога занимал первую позицию, то другой тотчас же смещался на вторую, и наоборот.

Но в этом же диалоге скрывались и другие возможности, другие обертоны, хорошо различимые нашим советским ухом. В каждой из произносимых жалоб можно было расслышать затаённый приказ, а в каждом категоричном указании уже была скрыта жалоба на то, что распоряжение это вряд ли будет выполнено. Тексты первого и третьего раздела сборника сочинены автором в надежде, а лучше сказать — в полной уверенности, что они ничем не отличимы от того коллективного языка, о котором говорилось выше и который постоянно звучал и звучит в голове у автора.

В отличие от этого тексты второй части сборника абсолютно подлинны и документальны. Нахождение этих документов описано в предисловии к самому разделу. Следует лишь добавить, что, по мнению тех, кто их прочёл, эти тексты, которые, казалось, похожи один на другой, в целом производят такое уникальное и высокохудожественное воздействие, что кажется — они сочинены неизвестным, но, без сомнения, великим писателем ранга Андрея Платонова или Венедикта Ерофеева.

Илья Кабаков